M.Heidegger "Being and time" 41. Dasein's Being as Care

Since our aim is to grasp the totality of this structural whole ontologically, we must first ask whether the phenomenon of anxiety and that which is disclosed in it, can give us the whole of Dasein in a way which is phenomenally equiprimordial, and whether they can do so in such a manner that if we look searchingly at this totality, our view of it will be filled in by what has thus been given us. The entire stock of what lies therein may be counted up formally and recorded: anxiousness as a stateof-mind is a way of Being-in-the-world; that in the face of which we have anxiety is thrown Being-in-the-world; that which we have anxiety about is our potentiality-for-Being-in-the-world. Thus the entire phenomenon of anxiety shows Dasein as factically existing Being-in-the-world. The fundamental ontological characteristics of this entity are existentiality, facticity, and Being-fallen. These existential characteristics are not pieces belonging to something composite, one of which might sometimes be missing; but there is woven together in them a primordial context which makes up that totality of the structural whole which we are seeking. In the unity of those characteristics of Dasein's Being which we have mentioned, this Being becomes something which it is possible for us to grasp as such ontologically. How is this unity itself to be characterized? 

В намерении онтологически схватить целость структурного целого мы должны ближайше спросить: способен ли феномен ужаса и разомкнутое в нем феноменально равноисходно дать целое присутствия так, – чтобы взгляд, ищущий целое, мог этой данностью удовлетвориться? Совокупный состав заключенного в ней допускает свою регистрацию через формальное перечисление: захваченность ужасом есть как расположение способ бытия-в-мире; от-чего ужаса есть брошенное бытие-в-мире; за-что ужаса есть умение-быть-в-мире. Полный феномен ужаса соответственно показывает присутствие фактично экзистирующим бытием-в-мире. Фундаментальные онтологические черты этого сущего суть экзистенциальность, фактичность и падение. Эти экзистенциальные определения не принадлежат как фрагменты к некоему составу, в котором временами может чего-то не хватать, но их плетет исходная взаимосвязь, создающая искомую целость структурного целого. В единстве названных бытийных определений присутствия его бытие как такое становится онтологически уловимо. Как характеризовать само это единство? 

Dasein is an entity for which, in its Being, that Being is an issue. The phrase 'is an issue' has been made plain in the state-of-Being of understanding—of understanding as self-projective Being towards its ownmost potentiality-for-Being. This potentiality is that for the sake of which any Dasein is as it is. In each case Dasein has already compared itself, in its Being, with a possibility of itself. Being-free for one's ownmost potentialityfor-Being, and therewith for the possibility of authenticity and inauthenticity, is shown, with a primordial, elemental concreteness, in anxiety. But ontologically, Being towards one's ownmost potentiality-for-Being means that in each case Dasein is already ahead of itself [ihm selbst . . . vorweg] in its Being. Dasein is always 'beyond itself' ["über sich hinaus"], not as a way of behaving towards other entities which it is not, but as Being towards the potentiality-for-Being which it is itself. This structure of Being, which belongs to the essential 'is an issue', we shall denote as Dasein's "Being-ahead-of-itself".

Присутствие есть сущее, для которого в его бытии речь идет о самом этом бытии. Это «идет о…» прояснилось в бытийном устройстве понимания как самонабрасывающего бытия к своей способности быть. Последняя есть то, ради чего присутствие всегда есть, как оно есть. Присутствие в его бытии всегда уже сопоставило себя с возможностью себя самого. Бытие-свободным для самой своей способности быть и с нею для возможности собственности и несобственности кажет себя в исходной, стихийной конкретности в ужасе. Но бытие к самой своей способности быть однако онтологически говорит (?) присутствие в его бытии всегда уже есть вперед себя самого. Присутствие всегда уже «хватает через себя», не как отношение к другому сущему, какое оно не есть, но как бытие к умению быть, какое есть оно само. Эту бытийную структуру сущностного «речь идет о…» мы схватываем как вперед-себя-бытие присутствия.

But this structure pertains to the whole of Dasein's constitution. "Being-ahead-of-itself" does not signify 'anything like an isolated tendency in a worldless 'subject', but characterizes Being-in-the-world. To Being-in-theworld, however, belongs the fact that it has been delivered over to itself— that it has in each case already been thrown into a world. The abandonment of Dasein to itself is shown with primordial concreteness in anxiety. "Being-ahead-of-itself" means, if we grasp it more fully, "ahead-of-itselfin-already-being-in-a-world". As soon as this essentially unitary structure is seen as a phenomenon, what we have set forth earlier in our analysis of worldhood also becomes plain. The upshot of that analysis was that the referential totality of significance (which as such is constitutive for worldhood) has been 'tied up' with a "for-the-sake-of-which". The fact that this referential totality of the manifold relations of the 'in-order-to' has been bound up with that which is an issue for Dasein, does not signify that a 'world' of Objects which is present-at-hand has been welded together with a subject. It is rather the phenomenal expression of the fact that the constitution of Dasein, whose totality is now brought out explicitly as aheadof-itself-in-Being-already-in . . ., is primordially a whole. To put it otherwise, existing is always factical. Existentiality is essentially determined by facticity.

Эта структура затрагивает опять же целое устройства присутствия Вперед-себя-бытие означает не что-то вроде изолированной тенденции в безмирном «субъекте», но характеризует бытие-в-мире. К последнему же принадлежит, что оно, вверенное самому себе, всегда уже брошено в некий мир. Оставленность присутствия на самого себя кажет себя исходно конкретно в ужасе. Бытие-вперед-себя означает, схваченное полнее: вперед-себя-в-уже-бытии-в-некоем-мире. Коль скоро эта сущностно единая структура феноменально увидена, проясняется также выявленное ранее при анализе мирности. Там получилось: целое отсыланий значимости, конституирующей мирность, «фиксировано» в том или ином ради-чего. Сцепление целого отсылок, многосложных связей «для-того-чтобы», с тем, о чем для присутствия идет речь, не означает спайки наличного «мира» объектов в одно с субъектом. Это есть наоборот феноменальное выражение исходно целого устройства присутствия, чья целость теперь эксплицитно выявляется как вперед-себя-в-уже-бытии-в… Повернув иначе: экзистирование всегда фактично. Экзистенциальность сущностно определена фактичностью.

Furthermore, Dasein's factical existing is not only generally and without further differentiation a thrown potentiality-for-Being-in-the-world; it is always also absorbed in the world of its concern. In this falling Being-alongside . . ., fleeing in the face of uncanniness (which for the most part remains concealed with latent anxiety, since the publicness of the "they" suppresses everything unfamiliar), announces itself, whether it does so explicitly or not, and whether it is understood or not. Ahead-of-itself-Being-already-in-a-world essentially includes one's falling and one's Being alongside those things ready-to-hand within-the-world with which one concerns oneself.  

И опять же: фактичное экзистирование присутствия есть не только вообще и индифферентно брошенная способность-быть-в-мире, но оно всегда уже и растворилось в озаботившем мире. В этом распадающемся бытии при… дает о себе знать, явно или нет, понятно или нет, бегство от жути, которая с латентным страхом остается большей частью скрыта, ибо публичность "людей" подавляет всякую несвойскость. Во вперед-себя-уже-бытии-в-мире заключено по сути и падающее бытие при озаботившем внутримирном подручном.

The formally existential totality of Dasein's ontological structural whole must therefore be grasped in the following structure: the Being of Dasein means ahead-of-itself-Being-already-in-(the-world) as Being-alongside (entities encountered within-the-world). This Being fills in the signification of the term "care"[Sorge], which is used in a purely ontologico-existential manner. From this signification every tendency of Being which one might have in mind ontically, such as worry [Besorgnis] or carefreeness [Sorglosigkeit], is ruled out.  

Формально-экзистенциальная целость онтологического структурного целого присутствия должна поэтому быть схвачена в следующей структуре: бытие присутствия означает: вперед-себя-уже-бытие-в-(мире) как бытие-при (внутримирно встречном сущем). Этим бытием заполняется значение титула забота, употребляемого чисто онтологически-экзистенциально. Исключена из этого значения остается всякая онтически взятая бытийная тенденция, как озабоченность, соотв. беззаботность.

Because Being-in-the-world is essentially care, Being-alongside the ready-to-hand could be taken in our previous analyses as concern, and Being with the Dasein-with of Others as we encounter it within-theworld could be taken as solicitude. Being-alongside something is concern, because it is defined as a way of Being-in by its basic structure—care. Care does not characterize just existentiality, let us say, as detached from facticity and falling; on the contrary, it embraces the unity of these ways in which Being may be characterized. So neither does "care" stand primarily and exclusively for an isolated attitude of the "I" towards itself. If one were to construct the expression 'care for oneself' ["Selbstsorge"], following the analogy of "concern" [Besorgen] and "solicitude" [Fürsorge], this would be a tautology. "Care" cannot stand for some special attitude towards the Self; for the Self has already been characterized ontologically by "Being-ahead-of-itself", a characteristic in which the other two items in the structure of care—Being-already-in . . . and Being-alongside . . .—have been posited as well [mitgesetzt].

Поскольку бытие-в-мире есть в своей сути забота, постольку в предыдущих анализах бытие при подручном могло быть охвачено как озабочение, а бытие с внутримирно встречающим событием других как заботливость. Бытие-при… есть озабочение потому, что оно как способ бытия-в определяется через его основоструктуру, заботу. Забота характеризует не где-то лишь экзистенциальность, отрешенную от фактичности и падения, но охватывает единство этих бытийных определений. Забота поэтому не имеет первично и исключительно в виду и изолированного отношения Я к самому себе. Выражение "забота о себе самом" по аналогии с озабочением и заботливостью, было бы тавтологией. Забота не может предполагать особого отношения к самости, ибо та онтологически уже характеризуется через вперед-себя-бытие; а в этом определении соположены оба других структурных момента заботы, уже-бытие-в… и бытие-при…

In Being-ahead-of-oneself as Being towards one's ownmost potentiality-for-Being, lies the existential-ontological condition for the possibility of Being-free for authentic existentiell possibilities. For the sake of its potentiality-for-Being, any Dasein is as it factically is. But to the extent that this Being towards its potentiality-for-Being is itself characterized by freedom, Dasein can comport itself towards its possibilities, even unwillingly; it can be inauthentically; and factically it is inauthentically, proximally and for the most part. The authentic "for-the-sake-of-which" has not been taken?  hold of; the projection of one's own potentiality-for-Being has been abandoned to the disposal of the "they". Thus when we speak of "Being-ahead-of-itself", the 'itself' which we have in mind is in each case the Self in the sense of the they-self. Even in inauthenticity Dasein' remains essentially ahead of itself, just as Dasein's fleeing in the face of itself as it falls, still shows that it has the state-of-Being of an entity for which its Being is an issue.

В бытии-вперед-себя как бытии к своему особому умению быть лежит экзистенциально-онтологическое условие возможности свободы для собственных экзистентных возможностей. Умение быть есть то, ради чего присутствие всегда есть как оно фактично есть. Но, поскольку это бытие-к-способности-быть само определено свободой, присутствие может к своим возможностям относиться и безвольно, может быть несобственным и фактично сначала и обычно таким способом и есть. Собственное ради-чего остается несхваченным, набросок своего особого умения-быть отдан распоряжению "людей". В бытии-вперед-себя это «себя» всегда значит самость в смысле "человеко"-самости. И в несобственности присутствие остается по сути вперед-себя, равно как в падении бегство присутствия от самого себя кажет еще то бытийное устройство этого сущего, что для него речь идет о его бытии.

Care, as a primordial structural totality, lies 'before' ["vor"] every. factical 'attitude' and 'situation' of Dasein, and it does so existentially a priori; this means that it always lies in them. So this phenomenon by no means expresses a priority of the 'practical' attitude over the theoretical. When we ascertain something present-at-hand by merely beholding it, this activity has the character of care just as much as does a 'political action' or taking a rest and enjoying oneself. 'Theory' and 'practice' are possibilities of Being for an entity whose Being must be defined as "care".  

Забота как исходная структурная целость лежит экзистенциально-априорно «до» всякого присутствия, т.е. всегда уже во всяком фактичном «поведении» и «положении» такового. Ее феномен поэтому никоим образом не выражает приоритета «практического» поведения перед теоретическим. Чисто наблюдающая фиксация наличного имеет характер заботы не менее чем «политическая акция» или спокойное самодовольство. «Теория» и «практика» суть бытийные возможности сущего, чье бытие надо определять как "заботу".

The phenomenon of care in its totality is essentially something that cannot be torn asunder; so any attempts to trace it back to special acts or drives like willing and wishing or urge and addiction, or to construct it out of these, will be unsuccessful.  

Поэтому не удается также попытка возвести феномен заботы в его сущностно неразрывной целости к особым актам или порывам наподобие воли и желания или стремления и влечения, соотв. его из них построить.

Willing and wishing are rooted with ontological necessity in Dasein as care; they are not just ontologically undifferentiated Experiences occurring in a 'stream' which is completely indefinite with regard to the meaning of its Being. This is no less the case with urge and addiction. These too are grounded in care so far as they can be exhibited in Dasein at all. This does not prevent them from being ontologically constitutive even for entities that merely 'live'. But the basic ontological state of 'living' is a problem in its own right and can be tackled only reductively and privatively in terms of the ontology of Dasein.  

Воля и желание онтологически необходимо укоренены в присутствии как заботе и не суть просто онтологически индифферентные переживания, случающиеся во вполне неопределенном по своему бытийному смыслу «потоке». Это не менее верно о влечении и стремлении. Они тоже, насколько вообще поддаются чистому выявлению в присутствии, основаны в заботе. Этим не исключается, что стремление и влечение онтологически конституируют и сущее, которое лишь «живет». Онтологическое основоустройство «жизни» однако своя особая проблема и может быть развернута только на пути редуктивной привации из онтологии присутствия.

Care is ontologically 'earlier' than the phenomena we have just mentioned, which admittedly can, within certain limits, always be 'described' appropriately without our needing to have the full ontological horizon visible, or even to be familiar with it at all. From the standpoint of our present investigation in fundamental ontology, which aspires neither to a thematically complete ontology of Dasein nor even to a concrete anthropology, it must suffice to suggest how these phenomena are grounded existentially in care.  

Забота онтологически «раньше» названных феноменов, которые конечно всегда в известных границах могут быть адекватно «описаны», без того чтобы обязательно видеть или вообще хотя бы только узнавать их полный онтологический горизонт. Для данного фундаментально-онтологического разыскания, не стремящегося ни к тематически полносоставной онтологии присутствия, ни тем более к конкретной антропологии, должно хватить указания на то, как эти феномены экзистенциально основаны в заботе.

That very potentiality-for-Being for the sake of which Dasein is, has Being-in-the-world as its kind of Being. Thus it implies ontologically a relation to entities within-the-world. Care is always concern and solicitude,   even if only privatively. In willing, an entity which is understood—that is, one which has been projected upon its possibility—gets seized upon, either as something with which one may concern oneself, or as something which is to be brought into its Being through solicitude. Hence, to any willing there belongs something willed, which has already made itself definite in terms of a "for-the-sake-of-which". If willing is to be possible ontologically, the following items are constitutive for it: (1) the prior disclosedness of the "for-the-sake-of-which" in general (Being-ahead-ofitself); (2) the disclosedness of something with which one can concern oneself (the world as the "wherein" of Being-already); (3) Dasein's projection of itself understandingly upon a potentiality-for-Being towards a possibility of the entity 'willed'. In the phenomenon of willing, the underlying totality of care shows through.

 Способность быть, ради какой присутствие есть, имеет сама бытийный модус бытия-в-мире. В ней поэтому лежит онтологическое отнесение к внутримирному сущему. Забота всегда, пусть хотя бы лишь привативно, есть озабочение и заботливость. В волении понятое, т.е. набросанное на его возможности сущее берется на себя как такое, каким надо озаботиться соотв. какое надо заботливостью ввести в его бытие. Потому к волению всегда принадлежит изволенное, которое всегда уже определилось из ради-чего. Для онтологической возможности воления конститутивны:(1) предшествующая разомкнутость ради-чего вообще (бытие-вперед-себя), (2) разомкнутость озаботившего (мир как в-чем уже-бытия) и (3)понимающее бросание себя присутствием на способность быть к той или иной возможности «изволенного» сущего. В феномене воли проглядывает основоположная целость заботы.

As something factical, Dasein's projection of itself understandingly is in each case already alongside a world that has been discovered. From this world it takes its possibilities, and it does so first in accordance with the way things have been interpreted by the "they". This interpretation has already restricted the possible options of choice to what lies within the range of the familiar, the attainable, the respectable—that which is fitting and proper. This levelling off of Dasein's possibilities to what is proximally at its everyday disposal also results in a dimming down of the possible as such. The average everydayness of concern becomes blind to its possibilities, and tranquillizes itself with that which is merely 'actual'. This tranquillizing does not rule out a high degree of diligence in one's concern, but arouses it. In this case no positive new possibilities are willed, but that which is at one's disposal becomes 'tactically' altered in such a way that there is a semblance of something happening.

 Понимающее самонабрасывание присутствия есть как фактичное всегда уже при каком-то раскрытом мире. Из него оно берет – и ближайшим образом в меру истолкованности у "людей" – свои возможности. Это толкование заранее ограничило свободные для выбора возможности кругом известного, достижимого, терпимого, того, что пристойно и прилично. Эта нивелировка возможностей присутствия до ближайше доступного осуществляет вместе с тем зашоривание возможного как такового. Средняя повседневность становится слепа к возможностям и успокаивается одним «действительным». Эта успокоенность не исключает расширенной деловитости озабочения, но возбуждает ее. Воля не видит тогда позитивных новых возможностей, но имеющееся в распоряжении «тактически» видоизменяется таким образом, что возникает видимость каких-то свершений. 

All the same, this tranquillized 'willing' under the guidance of the "they", does not signify that one's Being towards one's potentiality-forBeing has been extinguished, but only that it has been modified. In such a case, one's Being towards possibilities shows itself for the most part as mere wishing. In the wish Dasein projects its Being upon possibilities which not only have not been taken hold of in concern, but whose fulfilment has not even been pondered over and expected. On the contrary, in the mode of mere wishing, the ascendancy of Being-ahead-of-oneself brings with it a lack of understanding for the factical possibilities. When the world has been primarily projected as a wish-world, Being-in-the-world has lost itself inertly in what is at its disposal; but it has done so in such a way that, in the light of what is wished for, that which is at its disposal (and this is all that is ready-to-hand) is never enough. Wishing is an existential modification of projecting oneself understandingly, when such selfprojection has' fallen forfeit to thrownness and just keeps hankering after possibilities. [hankering - страстное желание; стремление] Such hankering closes off the possibilities; what is 'there' in wishful hankering turns into the 'actual world'. Ontologically, wishing presupposes care.

 Успокоенное «воление» под водительством людей означает все же не погашение, но только модификацию бытия к способности-быть. Бытие к возможностям кажет себя тогда большей частью как голое желание. В желании присутствие бросает свое бытие на возможности, которые не только остаются не охвачены озабочением, но их исполнение даже не продумывается и не ожидается. Наоборот: господство вперед-себя-бытия в модусе голого желания несет с собой непонимание фактичных возможностей. Бытие-в-мире, чей мир первично набросан как мир желания, безнадежно потерялось в доступном, но так, что его как единственно подручного все равно в свете желанного никогда не достаточно. Желание есть экзистенциальная модификация понимающего самонабрасывания, которое, подпав брошенности, уже лишь волочится за возможностями. Такое волочение замыкает возможности; что есть «вот» в желающей завлеченности, становится «действительным миром». Желание онтологически заранее предполагает заботу.

In hankering, Being-already-alongside . . . takes priority. The "ahead-of-itself-in-Being-already-in . . ." is correspondingly modified. Dasein's hankering as it falls makes manifest its addiction to becoming 'lived' by whatever world it is in. This addiction shows the character of Being out for something [Ausseins auf . . .]. Being-ahead-of-oneself has lost itself in a 'just-always-already-alongside?'. What one is addicted 'towards' [Das "Hin-zu" des Hanges] is to let oneself be drawn by the sort of thing for which the addiction hankers. If Dasein, as it were, sinks into an addiction then there is not merely an addiction present-at-hand, but the entire structure of care has been modified. Dasein has become blind, and puts all possibilities into the service of the addiction.  

В завлеченности уже-бытие-при… имеет приоритет. Вперед-себя-в-уже-бытии-в… соответственно модифицируется. Падающая завлеченность обнажает влечение присутствия «жить жизнью» мира, в каком оно всякий раз оказывается. Влечение являет характер погони за… Бытие-вперед-себя затерялось в «лишь-всегда-уже-при…». «Туда-к» влечения есть допущение затянуть себя тому, чем увлечено влечение. Когда присутствие во влечении как бы тонет, то не просто влечение еще налицо, но полная структура заботы модифицируется. Ослепнув, оно ставит все возможности на службу влечения.

On the other hand, the urge 'to live' is something 'towards' which one is impelled, and it brings the impulsion along with it of its own accord. It is 'towards this at any price'. The urge seeks to crowd out [verdrängen] other possibilities. Here too the Being-ahead-of-oneself is one that is inauthentic, even if one is assailed by an urge coming from the very thing that is urging one on. The urge can outrun one's current state-of-mind and one's understanding. But then Dasein is not—and never is—a 'mere urge' to which other kinds of controlling or guiding behaviour are added from time to time; rather, as a modification of the entirety of Being-inthe-world, it is always care already.

  

Напротив, стремление «жить» есть такое «туда-к», которое само от себя привносит мотив. Это «туда-к любой ценой». Стремление стремится вытеснить другие возможности. Здесь тоже бытие-вперед-себя несобственное, хотя захваченность стремлением идет и от самого стремящегося. Стремление способно захлестнуть то или иное расположение и понимание. Присутствие однако ни тогда и никогда не бывает «голым стремлением», в которое привходят другие установки на овладение и руководство, но как модификация полного бытия-в-мире оно всегда уже есть забота.

In pure urge, care has not yet become free, though care first makes it ontologically possible for Dasein to be urged on by itself. In addiction, however, care has always been bound. Addiction and urge are possibilities rooted in the thrownness of Dasein. The urge 'to live' is not to be annihilated; the addiction to becoming 'lived' by the world is not to be rooted out. But because these are both grounded ontologically in care, and only because of this, they are both to be modified in an ontical and existentiell manner by care—by care as something authentic.  

В чистом стремлении забота еще не стала свободной, хотя только она делает онтологически возможной эту гонимость присутствия из него самого. Во влечении, напротив, забота всегда уже связана. Влечение и стремление суть возможности, коренящиеся в брошенности присутствия. Стремление «жить» неуничтожимо, влечение «вобрать жизнь» мира неискоренимо. Оба однако, поскольку они и лишь поскольку они онтологически основаны в заботе, онтически подлежат через нее как собственную экзистентной модификации.

With the expression 'care' we have in mind a basic existential-ontological phenomenon, which all the same is not simple in its structure. The  ontologically elemental totality of the care-structure cannot be traced back to some ontical 'primal element', just as Being certainly cannot be 'explained' in terms of entities. In the end it will be shown that the idea of Being in general is just as far from being 'simple' as is the Being of Dasein. In defining "care" as "Being-ahead-of-oneself—in-Being-alreadyin . . .—as Being-alongside . . .", we have made it plain that even this phenomenon is, in itself, still structurally articulated. But is this not a phenomenal symptom that we must pursue the ontological question even further until we can exhibit a still more primordial phenomenon which provides the ontological support for the unity and the totality of the structural manifoldness of care? Before we follow up this question, we must look back and appropriate with greater precision what we have hitherto Interpreted in aiming at the question of fundamental ontology as to the meaning of Being in general. First, however, we must show that what is ontologically 'new' in this Interpretation is ontically quite old. In explicating Dasein's Being as care, we are not forcing it under an idea of our own contriving, but we are conceptualizing existentially what has already been disclosed in an ontico-existentiell manner.

 Выражение «забота» имеет в виду экзистенциально-онтологический основофеномен, который тем не менее в своей структуре не прост. Онтологически элементарная целость структуры заботы не поддается редукции к онтическому «первоэлементу», так же как бытие заведомо нельзя «объяснить» из сущего. В итоге окажется, что идея бытия вообще так же не «проста», как бытие присутствия. Определение заботы как бытия-вперед-себя-в-уже-бытии-в… – как бытии-при… делает ясным, что и этот феномен в себе еще структурно членоразделен. Не есть ли это однако феноменальный признак того, что онтологический вопрос должен быть продвинут еще дальше до выявления еще более исходного феномена, онтологически несущего единство и целость структурной многосложности заботы? Прежде чем разыскание углубится в этот вопрос, потребно оглядывающееся и уточняющее освоение ранее интерпретированного в видах на фундаментально-онтологический вопрос о смысле бытия вообще. Но сначала надо показать, что онтологическая «новость» этой интерпретации онтически порядком стара. Экспликация бытия присутствия как заботы не подгоняет его под надуманную идею, но экзистенциально концептуализирует нам нечто онтически-экзистентно уже разомкнутое.